Что и произошло в Центре развития благотворительности «Благосфера», где состоялся круглый стол под названием «Чего мы не знаем про рак», который провели Русфонд и благотворительная организация Can­cer Fund. Здесь обсуждались вопросы ранней диагностики рака, профессионального обучения и компетентности специалистов, онкологической статистики и коммуникации врачей и пациентов.

За два часа ведущие онкологи страны многое успели и не успели. С одной стороны, по каждому из заявленных вопросов было сделано немало резких и откровенных заявлений. С другой — по мнению самих участников заседания — каждая тема требует отдельного долгого и, возможно, не единственного разговора. Это если мы хотим, чтобы ситуация начала меняться.

А то, что без реформ в онкологии не обойтись, согласны были все присутствующие в зале. Причем, в идеале, менять надо сразу все — от образования будущих онкологов до методов исследований и отношений с пациентами. Для начала было бы неплохо, чтобы россияне (и медики в том числе) запомнили сами и рассказали другим, что рак лечится. Особенно при ранней диагностике. На первый взгляд, схема отличная: проинформировали, отправили на обследования, выявили. Начали лечить.

И тут выясняется, что информировать некому. По словам онколога, исполнительного директора Фонда профилактики рака Ильи Фоминцева, «качественных СМИ, которые бы занимались просвещением очень мало».

«Медицинских журналистов очень мало, — констатировал Фоминцев. — Профессионалов, способных работать экспертами, всего ничего. При том что материалы о медицине и здравоохранении всегда находятся в топе самых читаемых. Если журналист не разбирается в медицине, он никак не сможет проверить, что ему говорит в интервью ньюсмейкер, особенно, если перед ним доктор наук с регалиями, которые не означают компетенции».

Трудно с ним не согласиться.

Разговор о «выявили — начали лечить» продолжил хирург-онколог, председатель совета благотворительной организации Can­cer Fund, заместитель директора по онкологии Клиники высоких медицинских технологий имени Н.И. Пирогова СПбГУ Андрей Павленко:

«При внедрении ранней диагностики мы столкнемся с тем, что отсутствует профессиональная команда, способная взаимодействовать. Основной эффект от скринига — экономический: через некоторое время мы при помощи ранней диагностики должны сэкономить на лечении рака за счет увеличения в структуре заболеваемости ранних форм. Берем любой регион, пытаемся внедрить там скрининг. Самое простое — составить программу, раздать тест, объяснить, на какую целевую аудиторию он рассчитан. Представим себе, что 100% пациентов все сделают правильно, у части больных он окажется позитивным. Мы получим колоссальное количество людей, которым необходим следующий шаг. И столкнемся с тем, что нет специалистов на дальнейшие обследования, нет оборудования, на котором их можно делать, что местные врачи не готовы к этой программе».

Кстати, о названии. Эксперты уточнили: не только пишущие об онкологии журналисты знают мало, недостаточно или ничего не знают. Этим грешат и сами медики. Оказывается, даже поступив в профильное учебное наведение, получить достойное образование (речь не о получении диплома, а о знаниях) не так уж и просто.

Председатель совета благотворительной организации Can­cer Fund Андрей Павленко уверен, что начинать разговор об образовании надо с вузовского, потому что «на этом этапе выделяется недостаточно часов на онкологию».

«За последние 7–10 лет онкологическая наука сильно изменилась. Мы обогатились знаниями, которые в разы превышают общий объем всех знаний, полученных до этого. И если ими не обладать, бессмысленно идти в онкологию. Сложно назвать специалиста в медицине, который должен обладать более широким кругозором, чем онколог», — считает Андрей Павленко.

По рассказам специалистов выходит, что мы не знали (но подозревали), что в вузах не хватает и профессоров, достаточно компетентных в своей сфере. Оказывается, будущий онколог должен заниматься самообразованием. Причем на английском языке, поскольку в России не ведется никаких исследований, и предложенная студентам научная база на русском — это, по большей части, сделанные на скорую руку переводы. Между тем, по словам Павленко, который сам постоянно занимается подготовкой онкохирургов, «в институте не требуют иностранного языка, в результате меньше 10% студентов знают английский».

От рассказа врачей об ординатуре стало совсем грустно: выходило, что вся система медицинского образования не готова выпускать специалистов. Чего мы не знали и, честно говоря, надеялись, что это не так, но будущие онкологи, находясь в ординатуре, используются как чернорабочие. Ни на одну манипуляцию, кроме мышечной инъекции, ординаторы не имеют права. Они не имею юридического статуса в клинике, они там не трудоустроены. Ни обучить чему-либо человека, который не обладает юридическими правами, ни поставить ему руки как хирургу — невозможно.

Онколог, гематолог, основатель Клиники амбулаторной онкологии и гематологии Михаил Ласков считает, что у россиян, мечтающих стать образованными онкологами, ситуация бесперспективная: «Мотиваций немного: прославиться, помогать людям, зарабатывать деньги. Ничего из этого онкологам не светит, что становится понятно через полгода ординатуры. Я не верю в нормальное образование без мотивации. Если студентам негде реализовывать свои знания, они понимают, что учиться бессмысленно».

Всем им нашел, что возразить, первый заместитель гендиректора Национального медицинского исследовательского центра радиологии Минздрава РФ Андрей Костин, отметивший, что «существуют нормативные акты, позволяющие принимать в ординатуру только образованных студентов».

«Есть целый ряд ограничений, которые может вводить образовательное учреждение», — добавил он.

Со всей ответственностью Андрей Костин заявил, что в его вузе знание иностранного языка обязательно. Более того, «в годы, когда наплыв желающих учиться большой, мы вводим дополнительное условие — знание двух иностранных языков».

На что Илья Фоминцев рассказал, как совсем недавно он спросил комиссию, выдававшую дипломы: «А вы ляжете под нож к кому-то из них? И никто не поднял руку».

Контраргументов не последовало.

Еще один пункт разговора, о котором лучше было бы забыть журналистам, поскольку все они иногда заболевают, это взаимоотношения между врачом и пациентами. Сказано об этом было немало. И о жестком регламенте приема пациента за 12 минут, и о необходимости заполнения бесконечных бумаг на него. И о том, что врачей никто не учит этике разговора с пациентом, поскольку, все это признали, в существующей системе здравоохранения пациент стоит на самом последнем месте. Даже в своих собственных глазах. А ведь решить можно было бы какие-то вопросы очень легко. Убрать решетки вокруг больниц: от кого они защищаются? Но то, о чем мы не знали (или что нам просто не приходило в голову): пускать всех пациентов свободно заезжать на машине на территорию больницы. Михаил Ласков сказал, что совсем недавно ему пришлось решать этот «сложный» вопрос на уровне заведующего отделения. Речь шла о том, чтобы позволить въехать на территорию человеку со сломанной ногой, а не идти 400 метров пешком.

О чем же еще не знали, но хотели… «Просто спросить» —  так называется сайт, собранный «вручную», по словам его организатора, онколога Ильи Фоминцева. Что особенно приятно было узнать, портал заработал с сегодняшнего дня. Это справочная служба для онкологических пациентов и их близких. Он связывает всех, кто ищет информацию об организации лечения, экспертов в онкологии, которым доверяет Фонд профилактики рака. «Просто спросить» не предоставляет телемедицинские услуги — мы не «лечим по скайпу». Наши эксперты могут помочь с информацией, которая нужна для принятия решения о том, где найти хорошее лечение рака в России. Служба «Просто спросить» не ангажирована ни одной клиникой, подчеркнул Фоминцев. Это полностью независимый сервис.